Рита бродит в неубранной комнате, голая, с белой кожей,
Курит крепкие, смотрится в зеркало, ищет баночку с кремом.
Говорит своему отражению, что уже ни на что не похожа,
А ведь раньше летала на шабаш. Это была не проблема.

Рита пахнет говяжьим супом, и немного – лимонным Фейри,
Чешет гребнем уставшие кудри, выдирая белёсые прядки.
А ведь раньше плясала с русалками и валилась на мокрый берег,
Рита слушает очень внимательно – не проснулся ли кто в кроватке.

Никаких тебе больше погромов и потопов в чужих квартирах,
Никаких тебе бронзовых рек с хороводами и кострами.
Рите хочется отдохнуть от готовок, пелёнок и стирок,
Чтобы ведьма из мути трюмо не глядела больными глазами.

Но забыты балы в преисподней и свидания с дьяволом, Рита:
На столе прокисает вино, а супруг разражается храпом.
Не осталось ни капельки крема, не сбежать от второго кредита…
Рита смотрит на зимнюю слякоть и почти что ругается матом.

Да и чёрт с ней, с волшебной мазью, может и так прокатит –
С подоконника падают кактусы, окна скрипят противно.
Рита смело шагает в декабрь, не шепча никаких заклятий,
И летит над горящей Москвой,
навсегда уже став счастливой.

(С) 

Ночь Самайна. Вокруг всё стихло, лишь овечки предсмертно блеют. Мне же мчаться с Охотой Дикой. Становлюсь с каждым годом злее, чёрный плащ, за душою пусто – ни печали, ни состраданья. Коль не я, так другие спустят злобных гончих – обложен данью этот край, полный тайн и сказок, лес стоит на болотных топях, все покорны моим приказам.
Я Самайна король жестокий.
Трое суток мне миром править, окровавив по локоть руки. Это тёмный осенний праздник, страх и мороки по округе, вопли пойманных и убитых, кости сладкие рыжим лисам. Вместо глаз у меня рубины, из-под ног сизый дым клубится, свита мёртвая и слепая, кони мчатся быстрее ветра.
Моя верная просыпайся!

Я пришёл за тобою. Где ты?

( С) 

П с про котородителей частично выяснили, а есть среди местных поклонники мифологии, этнопсихологии, язычества, и вот этого вот всего ?? 

Далее — намек.

Экспа́нсия (от лат. expansio — распространение, расширение) — территориальное, географическое или иное расширение зоны обитания, или зоны влияния отдельного государства, народа, культуры или биологического вида. В русском языке понятие экспансии тесно связано с понятием живого. В отношении неживых объектов понятие экспансии, как правило, не применяется.

Денечка всем!  

Приходил ко мне твой суженый, приходил: он ломился в мои ворота, что было сил, и стращал, угрожал, да требовал – не просил. Его конь тихонько вздрагивал и косил на кружившее за опушкою вороньё. Понимал смышлёный ласковый вороной: не к простой пришли колдунье вы, не к простой,  у неё три сотни демонов за спиной, и хоть как себя осеняй крестом,  лишь безумец что-то требует у неё.

Но суров был твой суженый, ох он и был суров. Говорил, что на всё на свете теперь готов: попросил уже всех духов и всех богов, всем шаманам привёз дражайшие из даров, но никто ему ответа ещё не дал, как тебе, любимой, снова открыть глаза, и проснуться, и что-то ласковое сказать? За его спиной собиралась греметь гроза, он горел, как пламя, и замерзал, будто в Сечень его окутали холода.

Он был молод, статен и полной луны ясней, с волосами цвета осенних дней… Мы недолго спорили о цене: я была всех духов стократ сильней – и одна на свете помочь могла. И, скользнув ладонью по рукаву, назвала я цену – а он кивнул, чтоб в уплату древнему колдовству принести Жар-Цвет и плакун-траву,  да остаться на ночь в постели зла.

Был со мной твой суженый, ох как был, выгибался месяцем, говорил, что когда б тебя бы он не любил, то со мной навеки остался бы, ведьмовские чары берут своё. Я чертила пальцем овал лица, отвлекаясь, чтобы поцеловать… Его конь, привязанный у крыльца, до рассвета в ужасе гарцевал, на опушке каркало вороньё.

А на утро встала я, в чём была, горький сок берёзовый собрала, разлила его посреди стола, по углам поставила зеркала (все в багровых пятнах – по тридцать три). Я смешала листья семи берёз, на две капли – горьких русальих слёз, на полпальца – выжимку летних рос, настояла варево на крови,

Да пустилась в путь на его коне. Тот хрипел, но нёсся – быстрей, сильней, торопился в терем, что всех родней.  Летний дождь хлестал меня по спине, дикий ветер с каждой минутой креп. Я успела вовремя – как всегда: пусть мой взгляд морозней любого льда, но огонь струился в моих следах, да в руках живая текла вода – и меня впустили в подвальный склеп.

Темнота стучалась ко мне под дых. Ты была красивее всех живых и мертвее мёртвых – от сих до сих… Я звала всех духов, задобрив их, я тебя вернула. Обычай прост: если сердце мается и болит, не умея мёртвую отпустить, то найди колдунью – и попроси (погубить тебя, а её — спасти).

…За моей избушкой – сплошной погост.

Дарена Хэйл. 

Заныкались, значит, беженцы тут и молчат!